«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории - Генри Каттнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было лицо человека, глядящего на нечто неодушевленное, не вызывающее абсолютно никаких чувств. Глядящего из невообразимых глубин времени, пространства и опыта. У Сэма мороз пошел по коже – должно быть, для Харкера он уже все равно что покойник. То же самое, что разделяет живых и мертвых, разделяло Захарию Харкера и Сэма Рида.
И в этот момент глубочайшего прозрения, потрясшего все, чем жил и во что верил Сэм Рид, он осознал: так было задумано с самого начала. Харкер не сомневался, что Сэм переметнется к Хейлу, а потом и Хейла обведет вокруг пальца. Сэм станет звеном цепи – единственным слабым звеном, которое, лопнув, сорвет весь крестовый поход.
До сих пор Сэм был убежден, что никто не разоблачит его.
– Прощайте, Рид, – сказал ровный голос. – Кедре, дорогая, твоя очередь.
На экране снова появилось женское лицо. Кедре по-прежнему сердилась, но, когда ее взгляд встретился со взглядом Сэма Рида, на длинных полуопущенных ресницах блеснули слезы.
– Прощай, Сэм, – сказала она. – Прощай.
Теперь ее синие глаза смотрели куда-то за его плечо.
Сэму хватило времени, чтобы повернуться и заметить угрозу, но не хватило, чтобы ее остановить.
Потому что Розат стояла за его спиной. И когда Сэм повернулся, ее пальцы оторвались от струн арфы и метнулись к его лицу.
Сэм ощутил сладкий и страшный запах; защипало в ноздрях. Он шатнулся к предательнице и вытянул руки, чтобы сломать ей шею, но она уплыла прочь, и вся комната закружилась, и вот уже Розат стоит и смотрит на него сверху, издалека, и в ее глазах тоже блестят слезы.
Аромат заглушил все чувства.
Сонная пыль, наркотик для безболезненного ухода из жизни.
Последнее, что Сэм увидел, – два женских лица, две пары влажных глаз.
Должно быть, эти женщины любят его, раз плачут. Но они вместе принесли ему гибель…
Сэм очнулся. В носу больше не щипало. Было темно. Он понял, что упирается плечом в стену, и неуклюже встал. Кругом темнота, лишь в отдалении чуть посветлее. Там выход из переулка, сообразил он. Мимо то и дело проходили невидимые люди. В ногах возникла боль. Что с обувью? Сэм обнаружил, что одет в лохмотья, башмаки расхлябаны, подметки в трещинах – он голой кожей касается дорожного покрытия. В смрадном воздухе ощущался аромат сонной пыли, которой его усыпили. Он заковылял к выходу из переулка. Прохожий взглянул на него с любопытством и отвращением. Сэм схватил его за воротник.
– Колония, – прохрипел он. – Ее открыли?
Прохожий сбросил его руку.
– Что еще за колония? – раздраженно спросил он.
– Колония! Колония на поверхности!
– А, вот ты о чем! – Прохожий рассмеялся. – Малость опоздал, приятель. – Очевидно, он решил, что Сэм пьян. – Ее уже давно открыли, теперь от нее мало что осталось.
– Когда?
– Сорок лет назад.
На выходе из переулка стоял торговый автомат. Сэм доплелся до него и, чтобы не упасть, вцепился в рукоятку рычага. Обмякшие колени совсем не держали.
В зеркальном корпусе автомата он увидел вечно юное, рыжебровое, без единой морщинки лицо Сэма Харкера.
– Сорок лет… – Сорок лет… – бормотал Сэм Харкер.
Часть вторая
И в самом деле: есть еще время
Туману желтому красться вдоль домов,
Почесывая спину о выступы углов.
Есть еще время, есть еще время
Для встречи новых лиц создать себе лицо.
Есть время и убить, и вновь создать,
Есть время для трудов и дней тех рук,
Что пред тобой вопрос на стол роняют…
Т. С. Элиот. Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока.
Перевод Н. Берберовой
Город двигался мимо него медленно опускающейся спиралью. Сэм Харкер тупо смотрел, не воспринимая деталей. Мозг был слишком полон и в то же время слишком пуст, он просто-напросто отказывался соображать. Очень уж много на него навалилось. Начисто выпал из памяти промежуток между тем мгновением, когда Сэм увидел в стекле свое невероятно юное лицо, и мигом пробуждения.
Под разбитыми подметками слабо вибрировал Путь, и виды города, постепенно открывающиеся взору по мере продвижения спирали, были знакомы. Но не за что было уцепиться, не на чем сосредоточить потрясенный разум.
Нужно выпить, решил Сэм.
И даже эта мысль пришла тяжело, будто продралась по закисшим за сорок лет бездействия каналам. Ощупав рваные карманы, он убедился, что они пусты. Ни денег, ни памяти. Ни даже прошлого.
«Ничего не осталось? – вяло спросил он себя. – Ничего? – И впервые подумал о том, что увидел в зеркале. – Я бессмертный!»
Это не могло быть правдой. Это фантазия, навеянная сонной пылью. Но дрожащие пальцы осязают гладкость щек и твердость шейных мышц. Нет, это не фантазия. Это реальность. Значит, нереальность – прошедшие сорок лет. И тот прохожий солгал. Сэм припомнил, что человек глядел на него как-то странно. А может, это не случайный встречный? Может, незнакомец ждал Сэма, готовый уйти или остаться, в зависимости от того, как Сэм себя поведет?
Сэм попытался восстановить в памяти его лицо и не смог. Пятно, смотревшее на него и говорившее с ним. Но во взгляде был интерес, как будто не праздный, а прозвучавшие слова теперь не кажутся случайными.
Вот такой была первая сознательная мысль, сформировавшаяся в затуманенном мозгу Сэма, и ее воздействие оказалось очень сильным. Незнакомец находился в переулке по какой-то причине. И причина эта связана с Сэмом.
– Сорок лет? – пробормотал Сэм. – Что ж, это можно проверить.
Город выглядит совсем как прежде, но это не критерий. Башни не менялись никогда. Далеко впереди едва не касается зданий громадный шар – труп Земли в черном пластиковом саване. С его помощью Сэму удалось сориентироваться, и кругом все улицы и дома встали на свои места. Он знает город. Он знает, где те роскошные апартаменты с видом на блистающие дороги. Он помнит синеглазую девушку, бросившую ему в лицо порошок.
Будто наяву возникло лицо Кедре на экране, слезы на глазах, ее последний взгляд – безмолвный роковой приказ. Кедре и Розат. Значит, у него есть дело. Нет сомнений, что на самом деле не Кедре нанесла ему удар и не Розат. Захария Харкер, вот кто за всем этим стоит. Он поплатится. И Кедре, конечно, тоже. И Розат… Сэм сжал кулаки. Он верил Розат. Ее преступление самое тяжкое – предательство. Но постойте! Сорок лет? Может, время уже рассчиталось за него?
«Твое счастье,
